На всякий случай он поднял ятаган на уровень груди.
Ши через плечо бросил взгляд на быстро заходящее солнце.
— Нам обязательно нужно встретиться с ним до вечерней молитвы, — настойчиво повторил он, стряхивая вцепившиеся ему в рукав пальцы Медора. — Мы его друзья. Мы его еще по Карене знаем.
— О повелитель, ужасен будет гнев правителя Руджера! И будет куда лучше, и говорится о том по-написанному, если один человек потерпит неудачу, что длиться будет лишь аллахом назначенный час, нежели сразу двое расстанутся с жизнями своими! Знай же, что ежели побеспокоит кто владыку Руджера до часа вечерней молитвы, потеряем мы оба не больше не меньше, как головы собственные, в чем поклялся он на волосе из бороды своей!
— Да откуда у него борода? — удивился Ши.
Медор, однако, немедленно дернул его за рукав и зашептал:
— Видишь, нет теперь у нас другого выхода, кроме как оставить замысел наш ради какого-то иного, ибо вполне очевидно, что два этих добрых человека не пропустят нас. Уж не собрался ли ты сталь обратить супротив них, и пробудить таким образом позор всего ислама?
— Нет, попробуем по-другому, — отозвался Ши, разворачиваясь на каблуках.
Терзаемый сомнениями Медор следовал за ним, пока они не приблизились к соседнему шатру. Воспользовавшись кинжалом, Ши вырезал из крепежного колышка восемь длинных лучинок. Две из них он засунул под край своего шлема, так что они торчали, словно рога, а еще два вставил под верхнюю губу, как клыки. После этого оставшимися четырьмя он точно таким же образом декорировал изумленную физиономию Медора.
Лучинкам отводилась роль того, что доктор Чалмерс именовал «соматическим» элементом колдовского процесса. А что же до вербальной части, лучше Шекспира, слегка модифицированного сообразно обстановке, просто и не придумаешь. Ши несколько раз обернулся кругом, делая руками подсмотренные у Чалмерса пассы и про себя бормоча:
Мал ли ты, или велик,
Призрак, измени наш лик,
Чтоб нам немедля повезло,
Зло есть добро, добро есть зло!
— Порядок, — бросил он Медору. — Пошли.
Они обогнули угол шатра и лицом к лицу столкнулись со стражником, с которым только что беседовали. Тот бросил на них один только взгляд, выдохнул: «Шайтан!» — выронил саблю и ударился в бегство. Второй стражник, которому они попались на глаза, моментально покрылся пятнами и тоже завизжал: «Шайтан!» Рухнув на землю, он зарылся лицом в траву.
Ши откинул служивший дверью полог и уверенно ступил внутрь. Света там не было, да и снаружи уже сгущались сумерки, но среди ковров вполне отчетливо вырисовывалась громоздящаяся гора плоти. Ши направился было к ней, но в темноте обо что-то споткнулся. В результате он дернулся вперед и, не в силах остановиться, со всего маху врезался в тушу Руджера, застыв в позе пекаря, который замешивает огромную бадью теста.
Руджер тут же пробудился и с похвальным проворством вскочил на ноги.
— Алла-иль-алла! — завизжал он, срывая со стены шатра гигантский ятаган. — Ха, никак джинн! Никогда не бился я еще с джинном!
Сабля уже взлетела вверх для удара, а Медор испуганно съежился.
— Постой! — завопил Ши.
Ятаган замер.
— Погоди-ка минутку, а? — проговорил Ши. — На самом деле мы друзья. Сейчас увидишь.
Он подступил к Медору, произнес противодействующее заклинание и дернул за выступающие аж за подбородок клыки, в которые превратились вставленные в рот Медора щепки.
Ничего не произошло. Клыки не поддавались. Между ними по-прежнему проглядывала дурацкая перепуганная ухмылка Медора, а из аккуратных отверстий в шлеме молодого человека продолжала торчать пара коровьих рожек.
Ши еще раз повторил обратное заклинание, погромче, ощупывая свою собственную голову, и обнаружил, что и сам все еще украшен рогами и клыками. Однако и на сей раз ничего не вышло.
Где-то в отдалении разнесся протяжный крик. Очевидно, это имам, будильник которого, или что он там использовал в этих целях, несколько спешил, призывал правоверных на молитву. Вскоре этот крик подхватили и остальные.
Ши обернулся к Руджеру и сказал:
— Послушай, давай кое-что обсудим. Ладно, так и быть — мы действительно джинны, и нас послало сюда большое начальство, чтобы биться с искуснейшим воином мира. Правда, как понимаешь, силища у нас будь здоров, поэтому мы не хотим наваливаться двое на одного. Предлагаем уравнять силы.
Для самого Ши это заявление прозвучало фальшивей не придумаешь, но Руджер опустил ятаган и плотоядно ухмыльнулся.
— Клянусь аллахом всемогущим! Час доброй удачи пришел ко мне. Да нет для меня удовольствия большего, нежели биться с двумя джиннами сразу!
Руджер плюхнулся на ковры, почти повернувшись к Ши спиной. Тот лихорадочно засемафорил Медору, чтоб тот садился рядом с громилой. Ши надеялся, что Медор еще в состоянии делать то, в чем единственно был силен — а именно говорить. Этот задохлик настолько перетрусил, что вряд ли оказался бы способен на что-то иное, поскольку он прямо-таки упал рядом с Руджером со словами:
— Есть у народа нашего поэма о битвах с джиннами. Озаботится ли великолепие твое выслушать ее? Ежели найдется тут лютня..
— О джинн, прельщает она меня не больше, нежели поэма о псе, что на улице мочится! Знай же, что еще в замке Каренском развилось презрение во мне ко всякого рода поэзии, ибо посетил нас там зануднейший из поэтов — Медор его звали.
Ши перехватил негодующий взгляд, которым Медор апеллировал к нему из-под своей шайтанской личины, но продолжал расхаживать по шатру, не принимая участия в беседе. На стене висел большой кинжал с вычурной золотой рукоятью. Он прикинул его на руке, взявшись за ножны, и поглядел на затылок Руджера.